|
ПОМИНКИ Мы с дедом к кладбищу идем,остался сзади дедов дом. Там комнаты как царские хоромы, в хлеву мычат толстенные коровы, огромен и просторен крытый двор, на сеновале голуби ведут свой разговор. Здесь все у места и во всем порядок – веками складывался этот распорядок. За домом к дому примыкает огород, не раз малиной и горохом набивал я рот, не раз я уползал на огородов край, и попадал, как будь-то, в самый рай. Там среди скарба, хлама у ограды раскапывал бесчисленные клады, сражался там с соседскою козой, и лузгал семечки с девчонкой – егозой. Давно все это было, и как в бреду, сегодня я на кладбище иду. Идет со мною рядом старый дед, он в сапоги и телогреечку одет. Идет не твердою походкой, с брезентовою сумкой, как с находкой. К сумке бережное отношение, в сумке поминальное угощение. Калиткой хлопнуло последнее подворье, предстало перед нами деревенское приволье:и лес, и холм, и луг, и кладбище явилось как-то вдруг. Кресты и звезды перемешаны, людские судьбы занавешены. Но где же та, одна моя звезда, упавшая так быстро с небосклона, та, что горела ярко, непреклонно. Бреду тихонько к памятному краю, но тянет к центру дед, мол, не туда шагаю. И правильно старик ведет – на кладбище то тоже жизнь идет. Дед обстоятельно поспевает, калиточку в оградке открывает. Тут, откуда ни возьмись, у него и лопатка – сразу чувствуется мужитская хватка. И давай он лопаткой постукивать, да охаживать, за могилкой справно ухаживать. А кругом красота – деревенская простота! Ветер листочки чуть шевелит, словно лелеет, ароматом луговых цветов приятно веет. Вот березка согнулась над лугом, слышь, и шмель гудит над ухом. А вот слышишь еще, далеко, далеко… кто-то песню поет, как-будьто на край земли зовет. Гляжу на фотографию, совсем седой, а ты осталась молодой. Как будто чуть пошире улыбнешься, мама, и к нам сойдешь с могильного экрана. Тебя я помню больше понаслышке, ушла ты, не оставив наследства мне в кубышке. Одна была тебе забота – с утра и до утра работа. К станку тебя как приковали, стахановкою называли. И разве мог мальчишка я понять – с каким почетом провожали мать. Рабочий городишко весь пришел на похороны, и сбился словно в первомайскую колонну. Дед работу споро закончил, притомился, к оградке устало прислонился, капли пота с лица снимает, поминальное угощение из сумочки вынимает – садись, мол, внук на лавочку рядком, да потолкуем о жизни ладком. Приняли по одной, закручинился дед, давится слезой. Помолчал, потужил и начал говорить, Свою крестьянскую философию выводить. Мать твоя мученица была – а все проклятая эта война. Ведь почитай их сколько войн то уж было, да посчитай ко сколь мужиков наших убило. Войны над мужиками нашими измываются – бабы без мужиков до смерти надрываются. За поминальными разговорами и день пошел на убыток. Что там все горевать – большой ли с этого прибыток. Ведь жизнь то вон как идет, да крепко дышит, а до времени погибшие все равно не услышат. Вот дедушка взбодрился, словно ношу сбросил, кинули на могилу последний взгляд, прибрали немудреное застолье, и подались назад. |